Продолжаем публикацию фрагментов из большой рукописи воспоминаний Анны Борисовны Сазоновой «Мои переживания в 1916—1924 годах», которую подготовил православный журналист Симбирской епархии Нафанаил Николаев. «Пленница Симбирского-Ульяновского концлагеря, созданного большевиками-ленинцами в Симбирском Спасском женском монастыре». Родная сестра новомученика святого, правнучка Суворова, родственница Столыпина… Так описывает материалы Нафанаил Николаевич, вступление которого к этой рукописи читайте в материале «Пленница Симбирского-Ульяновского концлагеря, созданного большевиками-ленинцами в Симбирском Спасском женском монастыре».
Все части:
Все части:
Вступление Нафанаила Николаева
«Пленница Симбирского-Ульяновского концлагеря, созданного большевиками-ленинцами в Симбирском Спасском женском монастыре». Часть 5
(публикуем с комментариями Нафанаила Николаева)
Я настолько захвачен впечатлениями от этих «переживаний», давно ушедшей из земной жизни рабы Божией Анны, что перечитываю их снова и снова. И нахожу все новые ответы на многие свои вопросы. Конечно, это не Евангелие и не откровения Святых старцев. И многое, прочитанное мной прежде, было глубже и точнее, авторитетнее и мудрее. Но...
Но просто именно сейчас на этапе моей земной жизни эти записи по своим «Откровениям» совпали с моими и проникли ко мне в душу.
Многие я разбираю на цитаты, вот опять некоторые строки из её «переживаний»:
«Никогда во всей моей жизни эта торжественная, радостная Пасхальная заутреня не произвела на меня такого глубоко потрясающего впечатления, как в тот год в тюрьме.
Помню, как при первом возгласе «Христос Воскресе», долетевшем до нас, сердце защемило больно не у одной меня, и как многие из нас глотали слезы, поздравляя друг друга и христосуясь».
”Видно, Господь еще не смилостивился, видно, сами мы еще недостаточно поднялись и очистились, чтобы молитвы наши дошли до Него».
”Я боялась умереть без принятия тела Христова, собрала последние силы и с помощью двух заключенных дошла через двор до нашей церкви».
”…кто к какой партии принадлежит? Кто какому учению следует? И с этим вопросом обратились и ко мне. Я сказала, что я политикой вообще занималась мало и ни к какой политической партии никогда не принадлежала. Но я монархистка, не только по атавизму, но и по убеждению. Затем, подумав, я сказала: «Если хотите, я тоже «партийная»: я — православная христианка и исповедую учение Господа нашего Иисуса Христа, и верю, что все, Им посылаемое, всегда для нашего блага».
”ЕСТЬ БОГ.
«Приблизьтесь к Богу и Он приблизится к Вам». Бог есть».
Перевод в Женский монастырь Симбирска.
Через несколько дней приказ: нас, женщин, кажется, около 30 — переводят в концентрационный лагерь, в женский монастырь;
ЛИЧНО МЕНЯ ПРОСТО УЖАС ОХВАТЫВАЕТ ПРИ ЧТЕНИИ ЭТИХ СТРОК:
"Но возвращаюсь к Симбирску 1919 г.
В конце августа торжественно пришел помощник начальника тюрьмы объявить по всем камерам о переводе многих из нас (преимущественно жен, мужья коих бежали с «белыми») в концентрационный лагерь, за оградой женского монастыря, и уже 1 сентября нам велели собираться, строиться и под конвоем повели нас по всем главным улицам Симбирска на наши новые квартиры."
ВОТ ВЧИТАЙТЕСЬ В ЭТИ СТРАШНЫЕ СЛОВА: "Осенью 1919 г. и зимой 1920 г. все роды тифа, преимущественно же сыпной, свирепствовали по всей России, и мало кто от этой мори выживал, и уж во всяком случае выносил серьезные осложнения в и без того истощенном организме.
Наш лагерь был общий с арестованными мужчинами, помещавшимися в большом монастырском корпусе рядом, в трапезной и в других монастырских покоях, и на прогулках нам было разрешено между собой сноситься и бывать вместе. Все занимаемые нами здания, включая садик-двор, были обнесены высоким проволочным заграждением, у выхода охраняемым часовыми».
А вот важнейшие для нас информационные ЦИТАТЫ:
«Нас, женщин, поместили в 2-этажный каменный флигель, раньше занимаемый монашенками, которых почти всех «Совком» более или менее упразднил: старух монашенок поотправляли по их селам, а молодых, еще годных к физическому труду, посылали на разные работы, а главным образом мобилизовали ухаживать за тифозными».
Данная публикация является фрагментом из большой рукописи воспоминаний А. Б. Сазоновой «Мои переживания в 1916—1924 годах».
Непосредственное Продолжение воспоминаний:
«Вспоминается мне один юноша — колчаковец, веровавший, что «чудо еще должно совершиться и Белая Россия оживет», не отчаивался, негодовал на неправду и жаждал света истины, и за свои смело выражаемые надежды и суждения был выдан товарищами, арестован, но еще в заключении держался. Как вдруг он был вызван на допрос; он был уверен, что его расстреляют (эти расстрелы без суда, лишь по доносу, были по всем ЧК Советской России явлением обыденным, ежедневным и привычным). Перед уходом из камеры он со всеми прощался, роздал на память все свои вещи, оделся во все самое старенькое, «чтобы ничего хорошего им там не досталось», — сказал он, улыбаясь, и, перекрестившись, вышел под конвоем сосредоточенно и твердо; взглянул на прощание на все остальные окна здания, из которых всюду провожали его участливые взгляды. Все были уверены, что на заре его уже не стало.
Каково же было удивление — для меня, скажу, болезненно тяжелое, — когда мы вдруг, через несколько дней увидали его подъезжающим на лихом извозчике, нарядно одетым, с огромным пакетом всевозможных яств своим бывшим товарищам по заключению.., Конечно, все сразу поняли эту метаморфозу, это неожиданное и неприглядное превращение («не устоял-таки», «продался», «поступил на «службу» к ним»...), но все же многие сказали ему спасибо, что вспомнил их, голодавших взаперти, «мог бы и не сделать этого».
А он, бедный, старался быть развязным и радоваться своему «помилованию», но в похвалу ему скажу, что все же неловко чувствовал он себя в роли «помилованного» и не всем посмел взглянуть в глаза.
С благодарностью поминаю — по чьему благому почину это тогда было, я даже не знаю, — нас, камерами, отвели вниз, в какую-то залу, до тех пор всегда запертую на замки, в которой были разложены книги, много книг, и дамы из «бывших», служившие теперь при Наркомпросе, предложили нам выбрать себе, каждой, по «1—2» книги для чтения.
И сказать не могу, какая это была приятная неожиданность.
После месяцев голода всего захотелось зараз, и глаза разбежались. Все же я отобрала, глядя прямо на барышню, раздававшую книги, не «одну- две», а зараз целых 4 книги, на что она, спасибо, сделала вид, что и не замечает моей охапки, и лишь записала мою фамилию и имена авторов.
А взяла я «Былое и думы» Герцена 2 тома, перевод прелестных рассказов Сельмы Лагерлеф и сказки Андерсена.
Вплоть до нашего перевода из тюрьмы в лагерь эти благодетельницы приезжали к нам 2 раза в месяц, внося с собой струю жизни в наш унылый застой.
Чтобы коротать время, я, еще до чтения, принялась за белошвейство и вышивание мережками, что позднее в московской тюрьме дало мне даже ощутительный заработок в виде прибавки 1/2 ф. черного хлеба в день и платы в размере 1/4 из получаемой за работу суммы; другая четверть шла на тюремную мастерскую, а половина на нужды самой тюрьмы. Я тогда была горда, выйдя из почти полуторагодового заключения и имея около 400 рублей заработанных денег в кармане, хотя и тогда уже советские сотни почти что равнялись бывшим царским рублям.
Но возвращаюсь к Симбирску 1919 г.
В конце августа торжественно пришел помощник начальника тюрьмы объявить по всем камерам о переводе многих из нас (преимущественно жен, мужья коих бежали с «белыми») в концентрационный лагерь, за оградой женского монастыря, и уже 1 сентября нам велели собираться, строиться и под конвоем повели нас по всем главным улицам Симбирска на наши новые квартиры».
(продолжение воспоминаний следует)
Все части:
Вступление Нафанаила Николаева
«Пленница Симбирского-Ульяновского концлагеря, созданного большевиками-ленинцами в Симбирском Спасском женском монастыре». Часть 5
